Эссе о Ладоге – 2011

Не так много мест на земле, каждый миг являющих изменчивость, неуловимую подвижность, и при этом демонстрирующих отнюдь не беспокойное движение поверхностной жизни, а вечное спокойствие, скрывающееся за изменением. Таким местом оказалось Ладожское озеро.

Признаться, слово "озеро" здесь как-то неуместно, его сложно произносить, – этот водный массив, вне сомнения, каждой своей клеточкой таит в себе очень близкую память Мирового океана. Находясь здесь, трудно не вспомнить теорию происхождения Земли, далекую от общепринятой. Быть может, ядром планеты оказывается водород, выброс которого из глубин земли и его встреча с кислородом в литосфере и приводит к формированию этой текучей подвижной прозрачной водной субстанции? И тогда каждая капелька Ладоги таит в себе память о траекториях струек водорода, пронизывающих толщи планеты, память о ее недостижимых глубинах. И тогда становится понятным, откуда такая сила и мощь каждой клеточки этого водного массива, ощущаемые от сосуществования с ним какое-то время?! При этом есть то, что лишено любого сомнения. Ладога имеет очень тонкую связь с далекими небесными светилами. Это то, что неизменно присутствует: за полчаса до восхода Солнца ладожские воды начинают бурлить, даруя колоссальное ощущение близости неба и бессилие в понимании той связи, которая есть между водой и небесным светилом, расположенным на расстоянии многих миллиардов световых лет.

Прожив какое-то время у этой водной чаши, трудно не прочувствовать, что в каждой ее капельке отражается связь со всем миром, – прошлым и будущим, происходящим в недостижимых глубинах земли и в звездной пыли далеких Галактик.

И все же. При всей текучести, подвижности и изменчивости этого величественного водного массива, обрамленного соснами, камнями, таящими в себе загадочные письмена, валунами, об которые разбиваются волны, кварцевыми песчинками богатой цветовой палитры, можно зафиксировать три разных состояния в три случившиеся этим летом поездки на Ладогу, погружающие в три разных мироощущения. 
  

Философия Дзэн. Июнь

Ладога может потерять любую границу, производя абсолютное пространственное проваливание в небо, и тогда, находясь рядом, не можешь осознать, где верх, где низ, – теряешь любую пространственную ориентацию. Предельно пастельные оттенки, одинаковые во всем видимом пространстве, без различий в яркости и плотности, как на поверхности воды, так и в глубинах замершего неба, усиливали это головокружительную потерю ориентиров. Никакого сложного разнообразия, напротив, – простота, возведенная в абсолютный принцип. От окончательной потери себя в пространстве удерживала только видимая полоса острова Коневец, - именно она позволяла заземлить видимое, не растворившись окончательно в тихих всплесках воды, в глубине спокойного цвета, в прикосновениях теплого воздуха.

Какое-то спокойствие буквально заливало все вокруг, а как иначе, не дзэновское ли преодоление двойственностей между верхом/низом, водой/воздухом, небом/землей являет собой такая Ладога?! Может поэтому и восход Солнца в этом состоянии Ладоги был похож на "смятение" светила, также потерявшего ориентиры… Где отражаться – в воде или в небе?!

Впрочем, почему спокойствие приписывается дзэн? Ведь «…когда раздается щелчок, все, что покоилось в духе, взрывается, как извержение вулкана, или вспыхивает как удар молнии. Дзэн называет это «вернуться к себе…». Ладога возвращается к себе, прочерчивая границу с небом… и это уже о другом состоянии.

Философия Страсти. Июль

Такой мы застали Ладогу во второй приезд: бурную, беспокойную, экспрессивную, оглушающую. Впрочем, почему бы это состояние не назвать продолжением предыдущего?! Ведь когда вечное спокойствие отделяется от "беспокойного движения на поверхности жизни", оно может проявиться как "спокойствие кипящего масла", спокойствие бушующего огня. Ладога была именно такова, она выбрасывала с неимоверной мощью волны, одну за другой, все с большей и большей силой. Волны, накатываясь на камни, побледневшие от ярких лучей солнца, вновь оживляли их, придавали сочность и цвет, являя причастность к некой тайне мира, зримо выговариваемой узорами на них. Белоснежная пена волн проникала в самые сокровенные каменные ущелья. Это была Ладога страстная, пускающаяся в путь за мельчайшими, почти непроходимыми изгибами береговой линии, - она была подобна кипящей лаве или капельке, раскалываемой молнией, - такая же ослепительная и живая в этот миг как Солнце.

При этом поражал контраст с абсолютной безжизненностью неба. И дело даже не в отсутствующих облаках, напротив, они присутствовали как отколовшиеся от массива воды, даже сохранившие глубокий синий цвет Ладоги, но при этом, и это самое удивительное, они были почти неподвижны. Казалось вся страсть мира, - человеческих отношений, любви и ненависти - все бушует именно здесь, у поверхности воды, при этом само небо сохраняло полное спокойствие. Еще никогда так ярко не была проявлена линия горизонта.

Штормовая Ладога могла явить именно такой восход, который фотография бессильна запечатлеть. Это состояние неподвижности неба и взрывающегося в своей экспрессии «моря».

Философия Ничто. Август

Такого мне ранее видеть не приходилось. Ладога предстала почти плоским экраном, отражающим звездное небо. Луна непривычно оранжевого цвета медленно поднималась над бескрайними водами, в которых отражался купол неба, лишенный любого иного присутствия и движения. Серебряные блики на водной глади, при отсутствии даже мельчайшего подергивания на поверхности, тишина, возведенная в Абсолют, - все это усиливало ощущаемую пронзительную пустотность ночи, упразднившую любые земные объекты. Что-то сакральное было разлито везде, проникало в каждый фрагмент видимого и ощущаемого, наполняло как живая медитация Ладоги. Казалось, она выбросила наружу всю свою сокровенную суть.

Водная поверхность была занята жадным впитыванием лунного присутствия, мерцания далеких созвездий, туманности Млечного Пути. Что-то предельно эротичное было в этом, как будто невольно оказывался свидетелем некоего таинства, открывшегося глазам, при этом боясь спугнуть, всколыхнуть головокружительную красоту видимого, красоту, освобожденную от человеческих пределов. Полнота существования ощущалась как предельное обнажение. Казалось, другого мира больше нет, - он весь представлен здесь. В открывшейся картине – блеске холодных светил, серебряной гладкой поверхности воды, ощущалось абсолютное дыхание вечности, Ничто, пустоты, конечности того, кто смотрит и величия того, кто показывает. В этой музыке абсолютной тишины вдруг пронзила мысль, - оказывается, существуют лунные лучи, настолько слепящей была лунная дорожка. В этот момент не хотелось верить в то, что это просто отраженный мягкий струящийся свет Солнца.

Позже рядом появилось еще одно яркое светило – Нептун. Дорожка тонкой серебряной нитью протянулась параллельно лунной, связывая с бесконечно-далекой и близкой планетой…

Каким может быть восход после такого дыхания вечности? Таким, что растаскивает небо и землю, напоминая о необходимости их разделения и о необходимости вернуться к земному. Ведь стоит прикоснуться к этому дыханию вечности еще немного, вряд ли будет возможность возврата обратно…

Жорж Батай, французский мыслитель, часто говорил о своей любви к словам одного исследователя, записанным во льдах перед смертью: "Я не сожалею об этом путешествии". Наверное, то же можно сказать о Ладоге.

24 августа 2011, участница ритрита